Они сверкали, как жемчужинки, как капельки росы, переливались, как крылья бабочек, как стеклянные шарики. Такого величественного, грандиозного, захватывающего дух зрелища ему еще не приходилось видеть. Он почувствовал, как по щекам побежали слезы. Но разве это имеет значение? Как хотелось, чтобы это увидели Джалон или Инос. И когда последние драконы разлетелись и исчезли вдали, он ощутил опустошенность, но одновременно, непонятно отчего, испытал и душевный подъем.
Юноша вытер слезы и посмотрел на маленького старого волшебника.
– Благодарю вас, господин. Благодарю.
– Тебя встретили благосклонно, парень, – криво усмехнувшись, заметил гном. – Тебе понравилось?
– Это было так прекрасно! Немногим людям доводилось увидеть такое.
– Да, в нынешние времена немногим. – Ишист взглянул на застывшие от ужаса лица двух джотуннов и усмехнулся. – Немногие это заслужили. Что ж, пошли отведаем обед, о котором так пеклась моя жена.
Когда-то этот зал оглашался смехом знаменитых героев, великих королей. Отсюда Алстаэр ушел навстречу своей мрачной судьбе. Здесь пировали Олислэйн и жестокий Джейл и благородные их товарищи сдвигали серебряные чарки во славу своих королей.
Здесь доблестные и прекрасные рыцари произносили великие клятвы. Били барабаны, играли скрипки, плясали, сверкая золотыми одеждами, гибкие плясуньи. Не однажды приходил сюда знаменитый чародей Трэйн и в этой самой зале творил невиданные чудеса в честь Эйлин Прекрасной.
Но теперь не осталось стекол в арках окон, обвалились со стен изящные фрески. Местами паркет сгнил, один неосторожный шаг – и ты летишь в погреб.
В центре пыльного, захламленного помещения, где свободно разгуливали сквозняки, стоял сверкающий стол. Блестел золотой сервиз, сиял хрусталь. Волшебник потрудился на совесть, заметил Рэп про себя, оставалось только гадать, то ли это золото защищено от драконов, то ли это фокус, которым не обманешь дракона. Атальриан, пока они подходили, баюкала младенца, пытаясь одновременно привести в приличное состояние остальных восьмерых детей. Казалось, это семейство увеличивалось раз от разу, когда бы Рэп ни встречал их. Младшие все время выворачивались из своих лохмотьев, а Атальриан не уставала напоминать старшим девочкам и Угишу одевать их обратно. Сам Угиш представлял собой скорбное зрелище.
Женщина передала малютку старшему сыну, так что смогла встретить мужа объятиями. К тому времени, как прервался долгий поцелуй, половина детей уже разделась, а один из них направился прямиком к пролому. Рэп успел поймать его и наподдал за непослушание.
– Все готовы? – провозгласил Ишист.
– Стулья, дорогой, – сказала Атальриан.
– Ах да, стулья. Опиши их.
Атальриан заволновалась и стала суматошно махать руками.
– Голубой бархат, дуб, примерно такой высоты, спинки высокие, резные...
С одной стороны стола появилось три стула и около дюжины – с другой. Она просияла.
– Спасибо, любовь моя. Мастер адепт с друзьями, может быть, пожелают сесть на этом конце стола, чтобы дети вас не беспокоили?
Для околдованной женщины она проявила удивительный такт.
Рэп сел за стол, Дарад и Гатмор по обе стороны от него. Оба были совершенно подавлены и оттого, наверное, молчали. Кроме того, по зеленоватому цвету их щек нетрудно было догадаться, что, в отличие от счастливчика Рэпа, обоняние у них не отнялось.
Хотя обеденный стол обвевали ветерки, но от самой мысли о совместной трапезе с гномами становилось дурно.
Впервые за все время появились и другие обитатели Крепости. Рэп уже догадался об их присутствии. Появилась группа гномов-слуг с блюдами в руках. Они поставили их на стол и чинно удалились.
На первое был жидкий холодный супчик. Но юноша мужественно проглотил его, невзирая на плавающие перья и подозрительно твердые ошметки. Вино прокисло, хотя и не совсем еще превратилось в уксус.
После вновь явился строй оборванных официантов со второй переменой блюд. Они поставили все перед гостями и хозяевами и строем же вышли.
– Это была... это рыба, – радостно заметил Рэп. – Госпожа говорила, что все приготовлено из свежих продуктов и по знаменитым эльфийским рецептам.
Он одарил каждого из товарищей ледяным взглядом, те в свою очередь заворчали и уткнулись в полные тарелки.
На другом конце стола сражались с идеей званого обеда дети: стулья являлись для них немыслимым приспособлением. Малыши не могли увидеть, что там на столе, даже встав на стул ногами. Не обращая внимания на слабые протесты матери, некоторые по своему обычаю уселись на пол, другие залезли на стол и ели прямо из общих блюд.
Эльфийскими рецептами тут и не пахло. Это, судя по всему, была традиционная кухня гномов. До чего же хотелось Рэпу притупить ясновидение. Пот так и катился по лбу, когда он пытался проглотить кусок засохшей костлявой щуки.
Ишист приспособил стул под свой рост и ел руками в довольно-таки хмуром молчании, словно найдя равновесие между раздражением по поводу этого идиотизма и терпеливым потаканием прихотям жены.
– Рыба восхитительна, мадам, – сказал Рэп.
Атальриан одарила его улыбкой и поблагодарила за комплимент. Фавн судорожно вспоминал, что еще ему полагается сказать. Он знал, как проходят подобные мероприятия, видел не раз, как Холиндарн принимал высоких гостей в Краснегаре. За едой гости болтали, сыпали остротами и смеялись.
Какими остротами?
У Дарада, конечно, имелись многочисленные воспоминания по этому поводу, но он был слишком туп, чтобы что-нибудь придумать или даже ощутить в том необходимость. У Гатмора застольная беседа сводилась, как правило, к склоке или скандалу.
Вдохновение пришло к Рэпу неожиданно, как преступнику – помилование.
– Я никогда не видел такой великолепной залы, госпожа! Здесь поместился бы десяток краснегарских королевских покоев.
– О, расскажите мне о них, пожалуйста, мастер адепт!
Рэп описал дворец в Краснегаре. И пусть только супруга погонщика драконов попробует подумать, что он сидел среди слуг, а не за столом для гостей короля! Она получила то, что хотела. Потом женщина стала рассказывать про трапезные залы в столице и оживилась от воспоминаний, не обращая внимания на иронические усмешки мужа и возню детей. Как дочь колдуна Юга она воспитывалась в высшем обществе. А в пятнадцать лет была представлена императору. И бывала в Опаловом дворце.
– Вообще я редко вспоминаю Хаб, – она улыбнулась мужу, – и ни за что не хотела бы вернуться.
Они поцеловались.
Атальриан не могло быть слишком много лет, когда она уехала оттуда, решил Рэп. В противном случае внешность ее должна была быть значительно подправлена магическими средствами. У нее было сознание маленького ребенка. Не поэтому ли она живет как гномы? Была ли она вполне нормальной, когда пришла сюда?
Кто-то лизал пальцы его ног...
Рэп незаметно снял со стола свою тарелку и положил на колени. Вскоре он услышал похрустывание щучьих косточек. Когда он поставил тарелку обратно, она была начисто вылизана. Оба джотунна угрюмо жевали, по их лицам струился пот.
Снова вошли слуги с переменой блюд. Перед Рэпом оказалась оленья голова с позолоченными рогами, во рту у оленя была картофелина. Ожидалось, что фавн отрежет от головы кусок, но повара позабыли снять с нее шкуру, поэтому выглядела она по меньшей мере странно, в мертвых глазах застыл укор.
Пытаясь найти выход из положения, Рэп навалил в тарелку целую гору овощей. Двое других в отчаянии откусывали кусочки овощного рагу, пока он отважно готовился вступить в схватку с оленем. А ведь нужно еще поддерживать легкомысленную беседу с хозяйкой.
Перекрикивая детей, она начала расспрашивать о его путешествиях. Рэп поведал трагическую историю о том, как его взяли в плен разбойники-джотунны, и про кораблекрушение. По ходу дела упомянул, что бывал и в Феерии, приглашен был к проконсулу. Тут Ишист моргнул; он, должно быть, снова проверил, что там у Рэпа в памяти, и других, наверное, тоже.
– Мне всегда хотелось посетить Феерию, – задумчиво протянула Атальриан. – Но нам так трудно уехать отсюда, у мужа столько дел.